МОСКВА, 27 ноя – ПРАЙМ, Татьяна Киселева, Елизавета Ворновицкая. Препирательства по закону, направленному на развитие российской нефтегазохимии, в 2020 году, наконец, завершились. Однако «Сибур», крупнейший представитель области, видит пространство для дальнейших действий. О комплексной поддержке государства, экспортном потенциале полимеров, «зеленых» планах и сроках выхода на 100%-ную загрузку своего ключевого на этот момент проекта «Запсибнефтехим» в интервью агентству Прайм рассказал управляющий директор, глава дирекции базовых полимеров «Сибура» Павел Ляхович.
— Павел Николаевич, вы недавно взяли новую должность в правлении «Сибура» — возглавили дирекцию базовых полимеров. Какие первоочередные задачи устанавливаете для себя?
— Цели перед всей компанией стоят единые, и передо мной в том числе. Это устойчивая работа, развитие, взаимодействие с покупателями, поставщиками и всеми, кто есть рядом. То есть создание вокруг себя правильного экономического ландшафта.
Просто производить и продавать миллионы тонн полимеров, как мы это уже мастерим, конечно, интересно. Но на мой вкус, нам нужно выстраивать качественные взаимоотношения с партнерами уже на новых объемах, с учетом мощности «Запсибнефтехима» и, в перспективе, Амурского ГХК.
— Одинешенек из этих крупных проектов, «Запсибнефтехим», уже запущен. Есть ли у вас уже точный ориентир, когда будет достигнут показатель 100%-ной загрузки проекта?
— Наша мишень – максимально быстро выйти на близкие к 100% показатели загрузки. При этом по прошествии времени всегда будет возникать проблема: «А вот такое-то количество абсолютных тонн — это 100%-ная загрузка или нет? Почему она отличается от предыдущего года, когда вы тоже сообщали про 100%?». Это особенность марочного ассортимента. Но если не вдаваться в нюансы полимерного производства, то мы планируем в самое ближайшее пора все-таки на полную мощность выйти. В 2020 году в среднем по итогам девяти месяцев достигли 72% загрузки, а в раздельно взятом сентябре — 94%.
Много это или мало? Если сравнивать с западными или китайскими бенчмарками, там скорость выхода на режим меньше, чем у нас. В посредственном, по оценке аналитического агентства Nexant, предприятия отрасли за первый год работы выходят на 50-80% загрузки – эту планку мы уже превысили. Затем на степень 60-90% и только потом достигают 90-100%. То есть уже на третий год работы.
— Какая в среднем по году будет загрузка «Запсибнефтехима» и, соответственно, объем производства полиэтилена и полипропилена в 2020 году?
— Произнесу лишь, что с начала 2020 года по сентябрь мы выпустили около 1 миллиона 180 тысяч тонн. Дальше вы уже, перемножая процент загрузки и оставшиеся месяцы, можете образцово сами все сосчитать.
— Из ваших слов следует, что выход на 100%-ную загрузку во многом связан с диверсификацией марок. Такая же история будет с Амурским ГХК?
— Выход на 100% загрузку не связан с диверсификацией марок. При различном марочном ассортименте, учитывая разную производительность марок и переходы, в разные периоды времени мы увидим разные безотносительные тонны производства. Ну а про скорость набора мощности я уже сказал. Мы можем опираться только на свой собственный опыт и на бенчмарки. Заключительные говорят о том, что мы идем по верхней границе, даже с опережением. Потому что для таких производств выходить на проектную мощность от года до трех — это нормально.
— Запуск «Запсибнефтехима» существенно сжал продажи «Сибуром» СУГов (сжиженных углеводородных газов – ред.). Вы планируете восстанавливать объем их реализации?
— Я работаю в компании вяще девяти лет. За это время «Сибур» реализовал несколько нефтехимических проектов, и все они направлены на уход от продаж сырьевых товаров. «Запсибнефтехим» в том числе для этого и выстроен: не чтобы СУГов меньше стало на рынке, а чтобы добавленную стоимость получить из них, перерабатывая их в продукты следующего передела. Несложнее говоря, мы не планируем разгружать «Запсиб», чтобы выдерживать свою долю на рынке СУГов. Цель другая.
— Какой в 2020 году будет часть экспорта продукции с «Запсибнефтехима»? Кто стал основным покупателем?
— Обычно стартовый год работы не показатель того, как будет дальней. Потому что сначала производства, как правило, запускаются на простых марках. Уже потом постепенно накладывается более сложный ассортимент, выходит научение персонала, омологация продуктов (улучшение технических характеристик объекта с целью соответствия его определенным стандартам – ред.). Потому на стабильном режиме с понятным марочным ассортиментом мы будем работать в других географических и марочных пропорциях, нежели сейчас.
Если сообщать про 2020 год, «Сибур» за девять месяцев примерно 75% полимеров направил на экспорт. Большая часть продукции удалилась в Китай, около 55-60% нашего выпуска, остальное — это СНГ и Западная Европа с небольшими ручейками в другие географии. Для чего? – Чтобы из этих ручейков, пускай даже в не самых близких и целевых регионах, мы смогли при необходимости сделать речки.
Очень наглядно как раз это продемонстрировал 2020 год. Ты сообщаешь, что у тебя целевой рынок Европа – раз, и она вся закрылась с марта-апреля. И если бы у нас не было омологированных продуктов в других географиях – в том же Китае, какой, как раз наоборот, открылся с марта – то, не исключено, что мы испытывали бы трудности с реализацией.
— Получается, сейчас сложно предположить, какой дальней будет доля экспорта с проекта?
— Запуская «Запсибнефтехим», мы, естественно, идем в импортозамещение. Как это ни парадоксально, но достаточно большое число полимеров в страну ввозилось. Мы львиную долю этого импорта вместе с пуском проекта и освоением всех марок затворим. Таким образом, значительная часть продукции останется на российском рынке.
А дальше другая история, она связана со средне- и долгосрочным развитием наших клиентов, о чем я сообщал ранее. Одна из наших задач: сделать так, чтобы ключевой для нас рынок потребления полимеров — российский и стран бывшего СССР — рос. Мы достоверно в эту сторону, что называется, гребем, реализуем различные программы. Но это все время.
Вы не хуже меня знаете, что практически по всем полимерам на давлю населения Россия далеко от лучших европейских или американских аналогов, еще расти и расти. Будем помогать развивать производства нашей продукции, основывать условия для этого, а вместе с тем начнет меняться и наше присутствие в РФ, и доля продукции, которая будет уезжать на вывоз. Но если вы меня спросите, через какое время внутрироссийское потребление полимеров вырастет на 10%, 20%, 30%, я не отвечу.
— На какую часть экспорта вы ориентируетесь в рамках Амурского ГХК?
— Благодаря запуску предыдущих проектов — вместе с «Запсибнефтехимом» это в общей сложности несколько миллионов тонн продукции – мы утилитарны везде перешли от импортозамещения к наращиванию несырьевого экспортного потенциала. И Амурский ГХК ориентирован именно на решение этой задачи. Чему благоволит буквально все, в том числе месторасположение будущего производства. Территория региона большая, населения не так много, мощность строящегося комплекса сейчас для него избыточна. А доставлять продукцию из Амурской районы в центрально-европейскую часть России – неэффективно, есть другие источники.
Поэтому основной рынок сбыта для проекта — это Юго-Восточная Азия, прежде итого, Китай, который растет серьезными темпами. Там 6% в год рост потребления полимеров, а это же буквально через реку перебросить. И в перспективе этот рынок будет сохранять зависимость от внешних поставок. В этом контексте АГКХ превращается в такую машину, трудящуюся на экспорт.
— То есть доля экспорта будет где-то около 80%?
— Вы знаете, было бы неправильно сейчас давать буквальные прогнозы. Программу премаркетинга мы только начали формировать. Точно можно сказать только, что процент будет рослее, чем на «Запсибнефтехиме», продукция которого в силу географии в большей степени ориентирована на российский рынок.
— Выстраивая ваше сотрудничество с покупателями, какие контрактные взаимоотношения для вас приоритетны? Увел ли волатильный 2020 год их больше в сторону спота?
— Под каждый продукт в нефтегазохимии должна быть своя стратегия торговель. Допустим, ПЭТФ (полиэтилентерефталат – ред.): он практически на 100% по контрактам продается. Они могут быть разной длины, но все с обязательствами по выборке, поставке и формулами стоимости. А, например, для ПСВ — тоже полимер, вспенивающийся полистирол – продажи по контрактам составляют около 30%, все остальное — спот. Так базар сформирован.
Если в целом говорить о долгосрочных или спотовых продажах, мы всегда заинтересованы в протяженных форматах. Но основной мотив тут заключается именно в развитии сути отношений, не их юридического оформления. Если для этого нужен длинный контракт — пожалуйста. Если ты веруешь нам, но одновременно хочешь работать, допустим, с Нижнекамском или с Казаньоргсинтезом, и поэтому не хочешь подписывать длинный контракт, то, пожалуйста, тоже.
Я верую, правда, в то, что, подписывая длинный контракт с определенными обязательствами с двух сторон, ты себя во многом обезопасишь и позволишь себе об этом уже не размышлять, а концентрироваться на развитии. Но мы никого к этому не принуждаем, выбор в любом случае остается за клиентом.
— Получается, для вас это непринципиальный момент? Вы реализуете такие крупные инвестиционные проекты, как тот же Амурский ГХК, неужели не хочется законтрактовать продукцию, чтобы быть уверенным в спросе?
— Захеджировать? Да, это идеальная ситуация, в теории. В целом, наверное, можно продать в зависимости от объема планируемого выпуска всю или большую часть продукции. Но, как правило, это будет какой-то трейдер, посредник. И он с тебя за это покой возьмет соответствующую комиссию.
Мы же в данном случае сами являемся тем крупным трейдером, который хорошо знает базары. Понимаем, где-то «окно возможностей», как мы в него поместимся. А что будет если?.. На этот счет у нас есть план «B». А если?.. Есть план «С». Закатываясь в такие инвестиции, конечно же, мы понимаем, куда мы будем реализовывать продукцию и чувствуем себя уверенно.
— Как продвигается проблема финансирования строительства Амурского ГХК. Буквально недавно председатель совета директоров итальянского «Банка Интеза» Антонио Фаллико заявил о переговорах с «Сибуром» по этому проекту. С кем еще ведутся обсуждения? Есть ли среди вариантов финансирования ФНБ?
— Очевидно, что такого рода проекты реализуются с привлечением оружий извне, какие-то переговоры, конечно же, должны быть. Кто-то, как видите, сам вам рассказывает. Но я здесь, наверное, поддержу присловье, что деньги любят тишину. Уверен только, что желающих будет достаточное количество. А что касается ФНБ, могу сказать — нет, мы не обращались к правительству.
— Но учите такую идею?
— Если будут предложения от регуляторов, мы конечно их рассмотрим. Но здесь на чем хотелось бы акцентировать внимание… Многие же воспринимают как: «ФНБ! То есть денежки будущих и нынешних пенсионеров отдали куда-то, не пойми куда, каким-то олигархам…». А ведь это же кредит, возвратные оружия под серьезные ставки. Это взаимовыгодное сотрудничество.
Например, государство размещает деньги ФНБ на проекте «Запсибнефтехим» и зарабатывает на этом вяще, чем заработало бы, допустим, размещая те же деньги в каких-нибудь долговых обязательствах США. К настоящему моменту только процентов по тому возьму было выплачено более 210 миллионов долларов.
Поэтому здесь, прежде всего, государство должно определиться с готовностью развивать на оружия ФНБ проекты и с тем, какие именно. Но, мне кажется, что опыт работы с нами может быть всеми признан успешным. Денежки используются целевым образом, проценты по ним платятся, создаются рабочие места и связанные с этим производством другие производства. Неужели не в этом суть ФНБ?
— Поддержка государства одновременно выражается и в создании благоприятного законодательства, как, например, введенный в этом году возвратный акциз (ОА) на этан и СУГ. С вашей точки зрения, нет ли здесь обратной стороны, которая создаст избыточные мощности и конкуренцию на базаре?
— Я к введению обратного акциза на газы отношусь, прежде всего, в логике восстановления справедливости, когда переработчики СУГов и нафты должны быть в равных условиях. Одна из задач государства в этом и заключается – в создании недискриминирующих, равных условий для развития бизнеса.
Природно, где есть такого рода условия, появляются новые производства. Но ведь этим тоже еще нужно суметь воспользоваться. Необходимо уметь быстро и качественно строить, выбирать правильную нишу. Мы чувствуем себя уверенно. Даже если сравнивать с всемирными конкурентами, мы находимся на кривой себестоимости левее многих. И как бы это банально ни звучало, конкуренция может быть даже и двигателем прогресса.
— Что еще, на ваш взор, нужно делать государству для поддержки отрасли?
— Я бы эту поддержку видел в развитии, прежде всего, перерабатывающих отраслей. Это уже даже не столько нефтегазохимия, сколько ее потребители. И выговор не о «вертолетных деньгах», а именно о развитии – помощи и стимулировании импортозамещения, создании условий, чтобы эти, как правило, более тонкие предприятия не боялись и шли вперед. Если бы государство настроило программы долгосрочного видения вместе с целыми отраслями, то это была бы идеальная история поддержки нефтехимии.
Образцов таких очень много, когда по сути создавались целые отрасли. Вот, пожалуйста, нитрильные медицинские смотровые перчатки (демонстрирует на руках – ред.). В стране нет производителей таких перчаток вообще, 3,5 миллиарда пар потребление – и все ввозятся. Мы разработали технологию производства сырья для того, чтобы сейчас можно было эти перчатки выпускать. В этом году в Красноярске начнем производство специального латекса для них, уже провели тестирование продукта с клиентами, исподволь выходим на мощность.
— Если говорить непосредственно о производственном процессе «Сибура», здесь есть необходимость в импортозамещении и локализации?
— Как и все, мы термин «импортозамещение» в 2014-2015 годах сделались воспринимать как необходимость в целях безопасности. Но практика показала, что российская промышленность, к сожалению, не во всех сегментах готова быть полноценным импортозаместителем. Желая где-то нам удалось с партнерами преуспеть — появляются если не полностью новые производства, то целые подразделения.
Одновременно мы постигли, что такую работу правильно выстраивать на постоянной основе не только в России. Среди наших поставщиков появилось немало новых из других географий, где мы также находим наилучшие возможности для наших производств: из Китая, из Кореи. И говорим не лишь про импортозамещение, но и про технологическую безопасность. А применительно к российским поставщикам все равно задачу не снимаем, стараемся заранее говорить о наших проектах на самых ранних стадиях. И рост российского в нашем потреблении увеличивается.
— Каков сейчас объем российского оборудования в вашем производстве?
— Для образца можно сравнить «ЗапСибНефтехим» и Амурский ГХК, общезаводское хозяйство, потому что в основных установках все-таки российского меньше. Если в тобольском проекте часть российского, локализованного контента была что-то около 70% в ОЗХ, то на АГХК у нас этот показатель будет уже больше 80%.
Есть цельный ряд номенклатур, который на 100% будет российским: строительные материалы, металлоконструкции. Процесс движется, но, несмотря на то, что мы очень крупное предприятие не лишь по российским уже меркам, нашего заказа, как правило, мало для того, чтобы создать современное производство по выпуску какой-то номенклатуры. Частично поэтому импортозамещение дается с таким трудом, не как виделось изначально.
— Вы и сами занимаетесь исследованиями и разработками (R&D). Есть ли разработки, какие вы готовы экспортировать?
— Вы знаете, что по нашей лицензии и с нашим же участием построено предприятие в Индии. Оно успешно работает, и это наша интеллектуальная собственность. Крупнейшая индийская компания, одна из крупнейших в вселенной, Reliance, в свое время купила эту лицензию.
— Это бутилкаучук?
— Да. А надстройка на это производство — галобутилкаучук – это не наша интеллектуальная собственность, иной российской компании. Мы рассчитываем, что она в начале следующего года будет запущена. Еще пример: вы знаете, мы ведем переговоры с компанией Sinopec по стройке завода для производства нитрильного каучука по нашей лицензии в Шанхае.
Так что есть истории воплощения нашей интеллектуальной собственности как внутри «Сибура», так и за пределами России. И я собственно вот очень горжусь тем, что принимал участие в проекте по пуску бутилкаучука, потому что, знаете… Это такое явное свидетельство, что Россия может быть экспортером не лишь водки, балета и Калашникова, но и интеллектуальной собственности.
— Какой ежегодный объем финансирования направляется в R&D? Много ли инвестируется в проекты, связанные с переработкой полимерных отходов?
— Целевая функция R&D для бизнеса – это вечно деньги. Поэтому мы в меньшей степени занимаемся наукой «в вакууме» и стараемся фокусироваться на разработках, которые имеют для компании прикладное смысл. Например, недавно в Томске мы разработали цифровую модель реакции полимеризации этилена. Что там происходит при давлении в два раза вящем, чем на дне Марианской впадины — долгое время было предметом лишь теоретических изысканий. А мы прогнали полторы сотни сценариев, оптимизировали технический процесс и получили экономию затрат в масштабах предприятия – до 60 миллионов рублей в год. Сейчас планируем этот подход тиражировать и на других производствах. И вдвойне приятно осознавать, что эта технология пока, мягко сообщая, не масс-маркет – в масштабах мира аналоги есть у некоторых крупных игроков, но таких можно по пальцам пересчитать.
И это лишь одинешенек пример, реальный же круг интересов компании в части R&D гораздо шире. В прошлом году, например, в отдельное курс были выделены проекты, направленные на переработку полимерных отходов и вовлечение возобновляемых источников сырья. На них было выделено возле 4-5% от общего объема инвестиций в R&D в 2019 году, который составил около 1 миллиарда рублей. В этом году на собственные разработки еще вяще — около 1,5 миллиарда.
— «Сибур» в этом году принял участие в экочеллендже, где пообещал до 2025 года повысить объем «зеленой» электроэнергии в энергобалансе компании в 5 раз. Сейчас вы уже используете ВИЭ?
— Да, мы используем, но пока не в самом большом объеме. У нас есть стратегия устойчивого развития до 2025 года. Движение в сторонку увеличения доли ВИЭ в общем объеме энергопотребления компании – одна из ее целей.
Пока у нас есть собственная солнечная генерация в корпоративном середине отдыха в Анапе, также мы ведем прямые закупки «зеленой» электроэнергии. Кроме того, рассматриваем проект использования солнечной энергии в Башкирии, а в перспективе, не исключаем подобный возможности и на АГХК. Стратегия в области устойчивого развития предполагает, что к 2025 году ежегодный объем потребления «зеленой» электроэнергии должен составить возле 2 тысяч МВт.ч.
— В целом, как вы считаете, каковы перспективы нефтегазохимии как отрасли на фоне усиливающейся «зеленой» полемики и разговоров об несогласье от ископаемых видов топлива?
— Отказаться от нефти и газа в виде топлива в ближайшее время невозможно. Это равносильно выстрелу в ногу. Но ограничения, разумеется же, будут. И та же низкая цена на нефть и газ будет препятствовать развитию разведки и добычи. А как отреагируют существующие нефтяники? Многие из них декларируют, что шагают в химию, в альтернативу топливного сегмента.
Я думаю, этот тренд будет набирать обороты. И если вы спросите, как мы себя в связи с этим ощущаем, отвечу: нормально. Потому что наши проекты, повторю, находятся в очень левой части на кривой себестоимости. Разумеется, спокойными мы быть не можем, это всегда конкуренция, но чувствуем мы себя уверенно.
— А экологический аспект?
— Если говорить об экологии, то это подлинно тренд уже не просто верхнего уровня — поговорили и разошлись. Вводятся определенные ограничения, как на законодательном уровне, так и на уровне компаний. И если какой-либо производитель шипучки говорит: «Все, ребята, у меня в 2025 году 25% вторичного контента должно быть в упаковке», — мы воспринимаем, что так оно и будет.
И мы подвигаемся в эту сторону. Прямо сейчас у нас реализуется проект в Благовещенске. Он позволит нам через некоторое время добавлять вторичный пластик в первичный и спускать на рынок комплексное решение, «зеленую гранулу», удовлетворяющее требованиям наших покупателей.
— В заключение нельзя не спросить вас о воздействии пандемии COVID-19 на рынок нефтехимии. Можно ли говорить, что она кардинально его изменила?
— Есть определенные вещи, которые сложно не приметить. Очевидна ситуативная история с ростом спроса на индивидуальную упаковку, что дополнительно стимулирует этот сегмент. А вот насколько этот тренд устойчивый, зависеть будет, в том числе, от такого тренда, как рециклинг, экономика сомкнутого цикла.
Да, с одной стороны, безопасность и дешевизна, но с другой — на что в последние годы обращает внимание общество, так называемый мусор. По сути, это ценное сырье, какое может быть второй раз переработано. И вот как эти два тренда будут соседствовать, к чему приведут? Мы вряд ли к каким-то математическим выводам сейчас придем. Но их достоверно нужно учитывать.
